— Очень хорошо, — сказал Сактрик. — Значит, ты будешь наказан, колдун…

Окончательно впав в панику, Калатин закричал:

— Карах! Карах! Уничтожь Сактрика!

Закутанная фигура легко поднялась, скинула верхний плащ, вытянула из ножен на поясе огромный меч, и, увидев это лицо, Корум испуганно вскрикнул.

У Караха было лицо вадага. Он имел единственный глаз, а другой был прикрыт повязкой. Одна его рука сверкала серебром, а другая была здоровой. Его доспехи украшались тем же рисунком, что и у Корума. На голове он носил остроконечный шлем, вокруг шишака которого вилась надпись вадагскими буквами: «Корум Джаелен Ирсеи» — что означало «Корум, Принц в Алом Плаще».

И за плечами Караха, когда он сделал шаг к Сактрику, взвился алый плащ, имя которого носил Корум.

Лицо Караха в своих основных чертах не отличалось от лица Корума.

Теперь Корум понял, почему Артек и его товарищи обвинили вадага в том, что он напал на них на Инис Скайте. И он понял, как были обмануты мабдены, решив, что принц вместе с Фои Миоре дрался против них. Понял он также, почему Калатин тогда выторговал у него плащ. Калатин уже давно замыслил эту подмену.

Глядя в отражение своего лица, Корум вздрогнул, и в жилах у него застыла кровь.

Очевидно, Сактрик счел ниже своего достоинства пускать в ход магию против этого двойника (или, может быть, она была бесполезна против существа, которое само по себе было иллюзией), и он закричал своему новому слуге:

— Гофанон! Защити меня!

Огромный карлик послушно двинулся вперед и, взмахнув гигантским топором, преградил путь Караху.

Потрясенный и не в силах избавиться от страха, Корум наблюдал за схваткой, понимая, что наконец-то он увидел «брата» из пророчества старухи, того, кого должен был бояться.

— Вот! — заорал Калатин, обращаясь к Коруму. — Вот он, Карах! Ему предстоит убить тебя и занять твое место! Это мой сын! Он мой наследник! Вот он, бессмертный Карах!

Но Корум, не обращая внимания на Калатина, продолжал наблюдать за боем, в котором Карах с бесстрастным лицом и, похоже, не зная усталости, обрушивал на Гофанона удар за ударом, а тот едва успевал отражать их своим боевым топором, оружием сида. Корум видел, что Гофанон устает, ибо был измотан еще до высадки на остров, и что скоро он падет под ударами Караха, — и, выхватив меч, ринулся на своего двойника, а Сактрик засмеялся:

— Никак ты спешишь мне на помощь, принц Корум?

Корум успел бросить полный ненависти взгляд на уродливую фигуру малибана прежде, чем обрушил свой меч, выкованный и закаленный для него Гофаноном, на наплечник Караха, заставив того повернуться.

— Дерись со мной, подменыш! — рявкнул Корум. — Ведь ты же для этого и создан, не так ли?

Он попытался нанести удар в сердце Караха, но тот отклонился, и Корум, по инерции пролетев мимо него, всадил меч в чье-то тело, но оно не было телом Караха.

Меч нашел плоть Гофанона, и тот застонал, когда острие пронзило ему плечо, а у Корума от ужаса из-за невольного промаха перехватило дыхание. Гофанон рухнул на спину, и, должно быть, при его падении меч, засевший в кости, вырвался из руки Корума. Карах с застывшей жуткой улыбкой, поблескивая единственным безжизненным глазом, приготовился нанести принцу смертельный удар.

Но Илбрек обнажил блестящее лезвие Мстителя и кинулся на помощь Коруму, но, прежде чем он оказался рядом с другом, мимо него проскочил Калатин и бросился вниз по склону холма, не имея ни малейшего желания спасать Сактрика и лишь надеясь добраться до судна до того, как малибан поймет, что он сбежал.

Однако Калатина увидел Гофанон. Подняв руку, он ухватился за выкованный им меч (по-прежнему не прикасаясь к рукояти), вырвал его из раны, привстал и с огромной силой метнул вслед убегающему колдуну.

Меч, хранящий в себе следы лунного сияния, со свистом настиг Калатина, и острие пронзило колдуна между лопатками.

Еще несколько мгновений Калатин бежал, не сознавая, что меч уже проткнул его. Затем он споткнулся и рухнул, прохрипев:

— Карах! Карах! Отомсти за меня! Отомсти за меня, единственный мой наследник! Мой сын!

Карах повернулся. Его лицо разгладилось, и, ища того, кто произнес обращенные к нему слова, он опустил меч. Наконец взгляд Караха упал на Калатина — колдун был еще жив и пытался встать на колени, чтобы доползти до берега и лодки, из которой так недавно и так торжественно он вышел. Глянув на двойника, Корум понял, что тот искренне скорбел по своему умирающему хозяину, когда услышал его последнюю просьбу: «Карах! Отомсти за меня!»

На негнущихся ногах Карах стал спускаться с холма, пока не оказался рядом с неподвижным телом Калатина, нарядный плащ колдуна с оккультными знаками теперь был покрыт пятнами его собственной крови. С этого расстояния Коруму казалось, что он сам стоит рядом с колдуном, засовывая меч в ножны, словно принц смотрел на изображение из прошлого или из будущего, где был главным действующим лицом; словно он спал и был не в силах сдвинуться с места, а его двойник, Карах, подменыш, нагнулся и удивленно вгляделся в лицо Калатина, не понимая, почему хозяин стонет и так странно дергается. Он потянулся было к мечу, торчащему между лопатками Калатина, но тут же отдернул руку, словно меч обжег его, и снова удивился. Калатин, задыхаясь, пробормотал несколько слов, которых не было слышно со стороны, но Карах, склонив голову набок, внимательно выслушал его.

Слабеющие руки Калатина нащупали валун. С гримасой боли колдун подтянулся к нему, и лунный меч, высвободившись, упал на землю. Нагнувшись, Карах взял на руки своего хозяина, своего создателя.

Сактрик подал голос из-за дерева, откуда наблюдал за происходящим:

— Гофанон, тем не менее, я остаюсь твоим хозяином. Иди за подменышем и уничтожь его.

Но Гофанон заговорил другим голосом, полным своей давней грубоватой уверенности.

— Сейчас еще не время убивать Караха, — сказал он. — Кроме того, я вообще не хочу убивать его.

— Гофанон! Я приказываю! — заорал Сактрик, вздымая маленький кожаный мешочек, который давал ему власть над кузнецом-сидом.

Но Гофанон лишь усмехнулся и стал рассматривать рану, оставленную на плече выкованным им мечом.

— У тебя нет права приказывать Гофанону, — сказал он.

Сухой безжизненный голос Сактрика был полон глубокой горечи, когда он снова заговорил:

— Значит, я был обманут смертным волшебником. Но больше ничто не помешает моим решениям.

А пока лже-Корум нес своего хозяина на берег, но шел не к лодке, а двигался прямо в море, и скоро алый плащ Караха лег на поверхность воды, окружив и его, и умирающего колдуна густой кровавой пеленой.

— Это не колдун тебя обманул, — сказал Гофанон. — Тебе стоило бы знать правду, Сактрик. Когда мы прибыли сюда, ни он, ни ты больше не были властны надо мной. Я позволил ему думать, что он по-прежнему командует мной, потому что хотел выяснить, живы ли мои друзья и могу ли я помочь им…

— Долго они не проживут, — пообещал Сактрик, — как и ты, поскольку я страшно ненавижу тебя, Гофанон.

— Как я уже говорил, прибыл я сюда по своей воле, — продолжил карлик, не обращая внимания на угрозы Сактрика, — поскольку могу заключить с тобой договор, на который надеялся Калатин…

— Значит, ты знаешь, куда спрятал похищенную тобой вещь? — с новой надеждой спросил Сактрик.

— Конечно, знаю. Забыть это непросто.

— И ты мне скажешь?

— Если ты примешь мои условия.

— Приму, если они будут достаточно разумны.

— Ты получишь все, что надеялся получить от Калатина, — и на гораздо более почетных условиях… — пообещал Гофанон. Он снова обрел достоинство, хотя было видно, что рана причиняет ему боль.

— Почет? Это понятие мабденов… — начал Сактрик.

Гофанон прервал его, повернувшись к Коруму:

— Теперь тебе есть чем заняться, вадаг, если ты осознал все свои глупости. Иди подбери свой меч.

Корум подчинился. Он не выпускал из виду своего двойника. Тело колдуна почти полностью скрылось под волнами, но над ними еще виднелись плечи и голова подменыша, и Корум увидел, что тот повернул голову и взглянул на него. Корум вздрогнул, когда единственный глаз Караха встретил его взгляд. Затем лицо двойника исказилось, он открыл рот и внезапно издал такой жуткий вопль, что Корум застыл у камня, рядом с которым лежал его меч.