Внезапно Илбрек вскинул голову и засмеялся.

По другую сторону алтаря стоял конь. Он был уродлив и нескладен, но в его осанке чувствовалось благородство, а в теплых бархатных глазах светился ум. Дыхание клубами вырывалось из его подрагивающих ноздрей. Он встряхнул гривой и выжидающе посмотрел на Илбрека, медленно поднявшегося с колен, огромными руками взявшего седло и бережно положившего его на спину коня. Он нежно гладил животное по холке и стал ему что-то нашептывать, часто упоминая имя Лаэгайре.

Повернувшись, Илбрек жестом подозвал Корума.

— А теперь, Корум, попробуй оседлать его. Если он примет тебя, то тем самым ты докажешь всем и каждому, что не предавал мабденов.

Помедлив, Корум подошел к коню. Сначала Желтый Конь всхрапнул и отпрянул. Прижав уши, он умными глазами уставился на Корума.

Корум взялся за луку седла, и Желтый Конь повернул голову, рассматривая его и принюхиваясь. Корум осторожно сел в седло, а желтый конь опустил к земле длинную голову и старательно стал рыть носом снег в поисках травы. Он признал его.

Мабдены взорвались криками радости, называя его Кремм Кройхом, Серебряной Рукой, своим защитником. И Медб, которая теперь стала королевой Медб, со слезами на глазах подошла к нему и молча протянула нежную руку. Корум принял ее, склонился и припал к ней губами.

— А теперь мы должны посоветоваться, — коротко бросил Гофанон. — Что нам делать с Фои Миоре? — Он стоял под одной из каменных арок, положив руки на древко топора, и смотрел на туман, сгущающийся за пределами Крайг Дона.

Сактрик, все еще в облике черно-белого кота, сказал тихим сухим голосом:

— Как я полагаю, в идеальном смысле вас бы устроило, чтобы Фои Миоре оказались на вашем месте, а вы бы ушли отсюда…

Амергин кивнул:

— Если предположить, что у Фои Миоре есть реальные причины бояться Крайг Дона. Если же это всего лишь суеверие, то с нами покончено.

— Не думаю, что это всего лишь суеверие, Амергин, — возразил Сактрик. — Я тоже чувствую силу Крайг Дона. Теперь я должен подумать, как лучше помочь вам, но сначала мне необходимо получить от вас заверение, что, если все удастся, вы в свою очередь поможете мне.

— Как только я снова обрету Ожерелье силы, — сказал великий друид, — то смогу помочь тебе. В этом я уверен.

— Очень хорошо. Значит, договорились. — Сактрик, похоже, был доволен.

— Да, — со своего места мрачно откликнулся Гофанон, — будем считать, что договорились.

Корум вопросительно посмотрел на друга, но карлик— сид не проронил больше ни слова.

Когда Корум спешился, Медб прошептала ему на ухо:

— Я думала, что не смогу этого сделать, но теперь поняла свою ошибку. У меня есть заклятие, которое поможет тебе. В этом я уверена.

— Заклятие?

— Дай мне свою серебряную руку. У меня есть средство сделать ее сильнее.

— Но, Медб, — улыбнулся Корум, — мне не нужна дополнительная сила…

— В предстоящей битве тебе понадобится все, что может дать другой человек, — продолжала настаивать она.

— Где ты раздобыла это заклятие? У мудрых старух?

Она улыбнулась, и Корум вынул короткие шплинты, крепившие серебряную кисть к культе запястья.

Медб уклонилась от ответа.

— Оно сработает, — сказала она. — Так мне было обещано.

Пожав плечами, Корум протянул ей изящное серебряное изделие:

— Верни мне ее поскорее, ибо осталось не так много времени. Нас ждет сражение с Фои Миоре.

Медб кивнула.

— Это будет быстро, Корум. — Она кинула на него взгляд, полный такой нежности, что у него стало тепло на сердце и он смог улыбнуться.

Затем, взяв серебряную кисть, она скрылась в своем небольшом шатре из шкур, что стоял слева от алтаря, пока Корум обсуждал положение дел с Амергином, Илбреком, Гофаноном, Джери-а-Конелом, Моркианом Две Улыбки и другими оставшимися в живых рыцарями мабденов.

К тому времени, когда Медб, вернувшись, отдала Коруму его серебряную руку, бросив на него многозначительный и уверенный взгляд, они уже определили наилучший способ действий.

С помощью Терхали Сактрик вызовет к жизни огромный мираж, который придаст Крайг Дону облик, не страшный для Фои Миоре, но до того, как мираж возникнет, мабдены должны рискнуть и бросить в последний бой против Фои Миоре и их слуг немногих оставшихся бойцов.

— Мы основательно рискуем, — сказал Амергин, глядя, как Корум крепит серебряную кисть, — и должны быть готовы к тому, что никто из нас не уцелеет. Мы можем погибнуть еще до того, как Сактрик и Терхали исполнят свою часть договора.

Корум посмотрел на Медб и увидел, что он снова любим. И возможность погибнуть опечалила его.

Глава 3

Сражение с древней ночью

И они пошли в последний бой с Фои Миоре — гордые воины в измятых доспехах, высоко вздымая изодранные боевые знамена. Заскрипели и застонали колесницы, когда их колеса пришли в движение; лошади ржали и били копытами, и мерный шаг боевых колонн гудел подобно барабанному бою. Взвыли трубы, засвистели флейты, дробно ударили барабаны, и остатки воинства мабденов хлынули из убежища Крайг Дона в битву с народом холода.

На старом каменном алтаре пристроились лишь маленький черно-белый кот и шкатулка из бронзы и золота.

Верхом на Желтом Коне вел бойцов Корум — в здоровой руке лунный меч Предатель, на сгибе локтя круглый щит и два дротика в серебряной левой руке (в ней же он держал и поводья). Корум с радостью чувствовал силу и уверенность коня. Сбоку от Корума ехал верховный король, великий друид Амергин — презрев доспехи, он накинул на себя лишь синий плащ, а на него — куний мех и зимнюю шкуру оленя; по другую сторону от Корума скакала гордая королева Медб в полном вооружении, с короной на сверкающем шлеме, за спиной развевались рыжие волосы, путаясь с густым медвежьим и волчьим мехами. У пояса ее висела праща, и в руке она держала меч. Медб улыбнулась Коруму, когда он, миновав последний каменный круг, ринулся в густой туман с кличем:

— Фои Миоре! Фои Миоре! Корум уничтожит вас!

Желтый Конь открыл свой уродливый рот, обнажив бесцветные зубы, и, растянув губы, издал странный звук — дерзкий саркастический смешок, после чего неожиданно рванулся вперед, и стало ясно, что его бархатные глаза видят сквозь пелену тумана, ибо он нес Корума прямо на врагов, так же как он нес своего старого хозяина Лаэгайре в битве при Слив Галионе, девятой, последней из великих битв.

— Эй, Фои Миоре! Вам не скрыться в тумане! — крикнул Корум, прикрывая рот меховым воротником, чтобы не наглотаться холодного воздуха.

На мгновение он увидел недалеко от себя огромный темный силуэт, но тот исчез, а до Корума донеслись знакомое поскрипывание и звук неуклюжей поступи груженых бесформенных созданий Фои Миоре, а затем он услышал тихий смешок, не имевший отношения к Фои Миоре. Повернувшись, он увидел какое-то мерцание, но тут же понял, что это доспехи принца Гейнора Проклятого, переливающиеся багровым, желтым и снова алым цветами, а за Гейнором собрались ряды людей сосен с неподвижными бледно-зелеными лицами, с горящими зелеными глазами; их зеленые тела прямо держались в седлах зеленых коней. Корум развернулся лицом к ним, слыша, как Илбрек кричит Гофанону на другом конце поля:

— Осторожнее, Гофанон, это Гоим!

Но Корум не увидел, как Илбрек и Гофанон схватились с этой жуткой женщиной Фои Миоре, и у него не было времени даже окликнуть их, ибо принц Гейнор послал коня вперед, и Корум успел услышать лишь давний знакомый звук рога, которым Гофанон сбивал с толку гулегов и псов Кереноса.

Герб Хаоса, восемь стрел, ярко пламенел на нагруднике Гейнора, когда тот мчался вперед, и меч в его руке менял цвета: золотой, серебряный, небесно-синий, а из-под плоского гладкого забрала шлема звучал злобный голос Гейнора:

— Наконец я сойдусь с тобой лицом к лицу, Корум, ибо пришло время!

Корум вскинул круглый щит, и меч Гейнора врубился в его серебряный обод. Своим лунным Предателем Корум нанес мощный удар по шлему Гейнора, и тот вскрикнул, когда клинок чуть не разрубил металл.