Картина изменилась. Всадник мчался уже не на коне: теперь он восседал верхом на чудовище, чем-то похожем на летучих тварей Гландита, — на драконе. В руке у него был черный меч, испускавший странное сияние. Всадник сидел в седле, ноги в стременах — словно на лошади, — однако был накрепко привязан к седлу, чтобы не свалиться вниз. Он что-то кричал.

Под ним летели другие драконы, видимо, братья его чудовища. Драконы бились не на жизнь, а на смерть, и противниками их были странные уродливые создания с акульими пастями. Потом сцену заволокло зеленым туманом.

Теперь перед беглецами возникли очертания гигантского замка, встающего из небытия прямо у них на глазах. Вырисовывались зубчатые стены, башни и башенки. Всадник отдал приказ драконам — и они устремились вниз, изрыгая пламя. Только у нескольких чудовищ на спине сидели всадники. Они пролетели над пылающим замком и направились к холмистой равнине. На равнине толпились демоны и уродливые, чудовищные существа — порождения Хаоса; они были готовы к битве. Там были и боги — все герцоги Ада: Малохин, Ксиомбарг, Жортра; там был сам Чардрос Жнец с чудовищной безволосой головой и широкой изогнутой косой, а также древнейший из богов — Слортар Старый, худощавый и прекрасный, как шестнадцатилетний юноша.

И вся эта мощь Хаоса противостояла драконам.

Атакующих ждала неминуемая гибель.

Плеснуло ядовитое пламя, закрыв картину; снова перед беглецами было лишь золотое сияние.

— Что это? — прошептал Корум. — Ты что-нибудь понимаешь, Джери?

— Да. Я был там — или еще буду. Мы видели иную эпоху, другой мир. Это самая жестокая битва между Законом и Хаосом, богами и смертными, какую я когда-либо видел. Я был спутником альбиноса, — только в ином обличье. Его зовут Элрик из Мелнибонэ.

— Ты уже говорил о нем, когда мы впервые повстречались с тобой.

— Он, как и ты, избран судьбой, чтобы сражаться за сохранение Космического Равновесия, — голос Джери звучал печально. — Я помню его друга Мунглама, хотя Мунглам не вспомнит меня…

Корум пропустил мимо ушей последнее замечание Джери.

— Но что все это означает?

— Не знаю. Смотри — там новая картина.

На равнине раскинулся город. Коруму показалось, что он уже где-то видел его, однако в следующее мгновение он понял, что ошибся, ибо город не был похож ни на один из городов Бро-ан-Вадага или Лиум-ан-Эса. Выстроенный из белого мрамора и черного гранита, город производил торжественное впечатление. Город был в осаде. Пушки с серебряными жерлами смотрели с его стен на окружившие город полчища. Вражеская армия стояла лагерем под городскими стенами.

Захватчики были в тяжелых доспехах, защитники — в более легких латах, и чертами лица более прочих походили на вадагов, — так же как и тот, кого Джери назвал Элриком. «Похоже, вадаги живут во многих мирах», — мелькнуло в голове у Корума.

Рыцарь в громоздких доспехах мчался верхом на коне к черно-белым стенам города. В руке у него был флаг, и было очевидно, что он — парламентер. Рыцарь что-то крикнул защитникам на стенах, и ворота распахнулись перед ним. Лицо его было скрыто забралом.

Картина опять переменилась.

Теперь, как ни странно, тот человек из осаждавших, что был парламентером, стал защитником города.

Сцены ужасающей бойни. Оружие, еще более могущественное, чем у обитателей Глас-кор-Гриса, уничтожало толпы атакующих — и побоищем руководил их бывший соратник…

Картина исчезла. И вновь все объял чистый, золотой свет.

— Эрекозе, — пробормотал Джери. — Мне кажется, в этих картинах есть смысл. Равновесие подает нам некий знак. Но суть знака столь туманна, что мой рассудок отказывается его понимать.

— Объясни мне, Джери, — попросил Корум, глядя из тьмы на золотую сцену.

— У меня не хватает слов выразить это. Я сказал тебе однажды, что я лишь Спутник Героев, — что есть только один Герой и один Спутник, и что мы не знаем другие свои воплощения. Детали могут меняться, но общая канва линии судьбы Воителя всегда одна и та же. Проклятье Эрекозе в том, что он помнит все свои предыдущие и будущие инкарнации. Ты, Корум, по крайней мере, избавлен от этого ужаса.

Корум содрогнулся.

— Хватит, больше ни слова, Джери.

— А возлюбленные Героев? Ты что-то сказал о друзьях… — спросила Ралина.

Но тут на золотой сцене возникла новая картина.

Лицо рыцаря, искаженное мукой, залитое потом. Темный пульсирующий камень в центре лба. Рыцарь опустил забрало, отполированное столь тщательно, что оно походило на зеркало. В этом зеркале отразились всадники со звериными головами.

Вглядевшись пристальнее, Корум понял, что это шлемы — только в форме звериных голов; маски напоминали кабаньи, козлиные, бычьи, собачьи морды.

Сражение. Кроме рыцаря с обручем, там было еще несколько воинов в таких же блестящих шлемах. Всего лишь горстка с воинством в звериных масках.

Один из рыцарей в блестящем шлеме воздел что-то над головой — короткий жезл, испускавший разноцветные лучи. Жезл вселял ужас в противников, многие дрогнули и обратились в бегство, так что полководцы были вынуждены насильно вести их в атаку.

Сражение продолжалось. И снова все заполнил чистый, золотой свет.

— Хоукмун, — сказал Джери, — Рунный Посох. Что бы это могло означать? Корум, сейчас ты видел себя самого в трех своих воплощениях. Никогда не думал, что это возможно.

Корум весь дрожал. Он просто не мог, не хотел поверить Джери. Ведь это бы означало, что его судьбой была вечная битва, вечная смерть и вечное горе.

— Что бы это могло означать? — повторил Джери. — Может быть, предостережение? Намек на то, что должно произойти? Или это вообще ничего не означает.

На золотую сцену наползала тьма, пока от сияния не осталась лишь узенькая полосочка света. Затем исчезла и она.

Они снова парили в Лимбе.

До Корума донесся голос Джери, далекий-далекий, словно Джери беседовал сам с собой:

— Я думаю, это означает, что мы должны найти Танелорн. Там встречаются судьбы, там преходящее постоянно. Ни Закон, ни Хаос не способны изменить бытие Танелорна, хотя его жителям подчас грозит опасность. Но я не знаю, где находится Танелорн этой эпохи, этой плоскости. Если б хоть какой-то намек…

— А может, мы должны искать вовсе не Танелорн? — сказала Ралина. — Может, все эти картины указывают, что мы должны искать нечто совершенно иное?

— Здесь все взаимосвязано, — продолжал бормотать Джери, словно разговаривал сам с собой. — Все взаимосвязано, Элрик, Эрекозе, Хоукмун, Корум. Четыре аспекта одного и того же, я — еще один аспект, Ралина — шестой… Возможно, что-то случилось со Вселенной. Или начинается какой-то новый цикл. Я не знаю…

Воздушный корабль накренился: его словно несло по извилистой, с крутыми поворотами дороге. Слышался оглушительный вой ветра, хотя никакого ветра не было. Голос — почти человеческий, разносящийся эхом.

Корабль вошел в облако стремительно несущихся теней, — теней предметов и людей, устремленных в одном направлении.

Внизу мелькали бесчисленные вулканы, изрыгающие камни, огненную лаву и дым, но камни и дым не достигали корабля. Неожиданно запах гари сменился благоуханием цветов. Вулканы обернулись гигантскими бутонами, похожими на раскрывающиеся красные анемоны.

Откуда-то донеслось пение. Радостная, воинственная мелодия, песнь всепобеждающего воинства.

Стая исполинских чудовищ поднялась из моря экскрементов; твари задрали морды к небу и зарычали, прежде чем вновь скрыться в глубине.

Затем показалась пятнистая, бело-розовая, каменистая равнина. Но то были не камни. То были трупы, уложенные рядышком, лицом вниз.

— Ты что-нибудь понимаешь, Джери? Где мы? — спросил Корум, вглядываясь сквозь завихрения воздуха в лицо друга.

— Все, что мне известно, так это то, что здесь правит Хаос. Перед тобой безграничный Хаос. Закон не имеет здесь власти. Я думаю, мы в царстве Мабелода. Я пытаюсь вывести корабль отсюда, но он не слушается меня.

— Наверное, мы проходим через плоскости, — возразила Ралина. — В этом все дело. Ведь картины меняются так быстро.